Огненные надписи вспыхивают под ногами танцующих; они гласят: «Любовь навсегда!» — «Ты муж, я жена!» — «Люблю, и страдаю, и
верю в невозможное счастье!» — «Жизнь так хороша!» — «Отдадимся веселью, а завтра — рука об руку, до гроба, вместе с тобой!» Пока это происходит, в тени едва можно различить силуэты тех же простаков, то есть их двойники.
Неточные совпадения
Событие рождения сына (он был уверен, что будет сын), которое ему обещали, но
в которое он всё-таки не мог
верить, — так оно казалось необыкновенно, — представлялось ему с одной стороны столь огромным и потому
невозможным счастьем, с другой стороны — столь таинственным событием, что это воображаемое знание того, что будет, и вследствие того приготовление как к чему-то обыкновенному, людьми же производимому, казалось ему возмутительно и унизительно.
«Да и не надо. Нынешние ведь много тысяч берут, а мы сотни. Мне двести за мысль и за руководство да триста исполнительному герою,
в соразмере, что он может за исполнение три месяца
в тюрьме сидеть, и конец дело венчает. Кто хочет — пусть нам
верит, потому что я всегда берусь за дела только за
невозможные; а кто веры не имеет, с тем делать нечего», — но что до меня касается, — прибавляет старушка, — то, представь ты себе мое искушение...
Можно ли
поверить, что после вчерашних слов Аглаи
в него вселилось какое-то неизгладимое убеждение, какое-то удивительное и
невозможное предчувствие, что он непременно и завтра же разобьет эту вазу, как бы ни сторонился от нее, как бы ни избегал беды!
Михаиле Степанович задохнулся от гнева и от страха; он очень хорошо знал, с кем имеет дело, ему представились траты, мировые сделки, грех пополам. О браке он и не думал, он считал его
невозможным.
В своем ответе он просил старика не
верить клеветам, уверял, что он их рассеет, говорил, что это козни его врагов, завидующих его спокойной и безмятежной жизни, и, главное, уговаривал его не торопиться
в деле, от которого зависит честь его дочери.
Павлин. Объяснить я ничего не могу. Но
верю в самое
невозможное…
Допустим
невозможное, — то, что всё, что желает познать теперешняя наука о жизни, о чем утверждает (хотя и сама не
веря в это), что всё это будет открыто: допустим, что всё открыто, всё ясно как день.
Это было тяжелое мгновение! Все как будто присели или стали ниже… Во всех головах, сколько их было
в суде, молнией блеснула одна и та же страшная,
невозможная мысль, мысль о могущей быть роковой случайности, и ни один человек не рискнул и не посмел взглянуть на лицо солдата. Всякий хотел не
верить своей мысли и думал, что он ослышался.
Должен сказать, что приговоры одними людьми других к смерти и еще других к совершению этого поступка: смертная казнь, всегда не только возмущала меня, но представлялась мне чем-то
невозможным, выдуманным, одним из тех поступков,
в совершение которых отказываешься
верить, несмотря на то, что знаешь, что поступки эти совершались и совершаются людьми.